Найденное на Ладоге старинное судно ушло обратно в воду
Ладожское озеро может забрать назад свой уникальный подарок, старинное судно, которое было выброшено на берег штормом в октябре прошлого года. За все это время в Карелии так и не смогли найти возможность перенести корабль в безопасное место, чтобы сохранить находку.
Напомним, что останки деревянного судна были вынесены прошлой осенью на песчаный пляж в местечке Нурмойла Олонецкого района, и "Карелинформ" был первым, кто рассказал об этом.
Носовая часть корабля сохранилась полностью. Середину и корму разбило и разбросало на протяжении километра. Вначале ученые предположили, что он принадлежит петровской эпохе. Однако затем сотрудникам кафедры географии Карельской государственной педагогической академии удалось точно датировать возраст корабля. С помощью компьютерных технологий было установлено: судно было построено гораздо позже, во второй половине 19 века.
Определили эксперты и то, что по своему типу судно относится к барже, предназначенной для перевозки крупногабаритных грузов. Оно могло использоваться для перевозки каменных блоков, в том числе мраморных глыб из карьеров в Рускеале для возведения особняков и дворцов в Санкт-Петербурге. Впрочем, на борту корабля мог находиться и другой груз: продукция железоделательных заводов Карелии, лесоматериалы и даже сено: фураж в северной столице в те времена требовался в большом количестве. Как бы то ни было, эксперты подчеркивали: подарок Ладоги уникален и представляет огромную историческую и культурную ценность.
Тогда же ученые и музейщики озаботились сохранностью находки, которую местные жители и туристы почти сразу стали растаскивать на сувениры. Кроме того, были опасения, что, если корабль не переместить с берега, волны Ладоги могут вновь поглотить находку.
Опасения уже начали сбываться. Изначально предполагалось, что музеефикация должна проводиться Олонецким национальным музеем карелов-ливикков, у входа в который и планировалось установить корабль. Но, как передаетканал ТV 100, пока длилась бумажная волокита, судно погрузилось обратно в воду. По данным телеканала, на реставрацию судна наконец выделены средства, но, если его срочно не достать, то находка может вернуться туда, откуда взялась – на дно. Или попросту сгниет на мелководье.
В минувшие выходные Ладогу штормило. Когда непогода утихла, местные жители с удивлением обнаружили, что на песчаный пляж в местечке Нурмойла, где обычно загорают теплыми летними днями жители Олонца, вынесло остов судна.
Носовая часть сохранилась полностью. Середину и корму разбило и разбросало на протяжении километра. Судно имеет в ширину примерно 8 метров, длина его по предварительным оценкам более 30 метров. Как предполагает бывший главный архитектор района Аркадий Панкратьев, оно вполне может относиться к Петровской эпохе.
По словам директора Олонецкого национального музея карелов-ливикков Натальи Николаевой, приезжавший с острова Кижи специалист Матвей Наумов разделяет эту точку зрения.
"Конечно, для более точной оценки требуется подробное обследование", - говорит Наталья Николаева, отмечая, что подобный подарок Ладожское озеро преподносит впервые.
"Символично, что это произошло в год празднования 360-летия города Олонца, - добавляет Наталья Николаева. По ее словам, она уже представляет, как хорошо будет смотреться судно на постаменте рядом с другим историческим памятником Олонца, недавно отреставрированном домом купца Куттуева, куда музей собирается переехать в декабре этого года.
То, что для директора музея радость, для историков - праздник, для чиновников - головная боль. Ведь от места, куда выбросило судно, до города около 20 километров. Останки его необходимо разобрать, каким-то образом вывезти с пляжа, затем вновь собрать. Помимо денежных расходов, поджимают сроки. Осенью на Ладоге шторма не редкость и подарок может опять унести в озеро. Или его демонтируют местные жители, которые, по словам Натальи Николаевой, уже «оприходовали» обломок мачты и якорь, представлявший собой мешок, набитый камнями.
15.09.2010
Карельская межрайонная природоохранная прокуратура забила тревогу по факту хранения в Петрозаводске опасных отходов, оставшихся от обанкроченного судостроительного завода "Авангард".
Как рассказали в надзорном ведомстве, предприятие осуществляло свою деятельность на земельном участке, предоставленном в аренду ОАО "Финансовая Лизинговая Компания". В соответствии договором арендатор обязан содержать участок и прилегающую территорию в нормальном санитарном состоянии.
Между тем, в ходе прокурорской проверки было установлено, что на территории, сданной в аренду, находятся опасные отходы в количестве 74,9 тонны, содержащие хром и образовавшиеся в результате деятельности "Авангарда". Причем хранятся они длительное время в контейнерах, часть из которых уже подверглась коррозии.
Как указывает прокуратура, соединения хрома относятся к токсичным промышленным отходам, размещение которых на полигонах твердых бытовых отходов недопустимо. Однако выданное управлением Росприроднадзора по РК предписание о решении в срок до 1 июня 2010 года вопроса об утилизации опасных отходов до настоящего времени не исполнено.
В связи с грубым нарушением природоохранного законодательства надзорное ведомство обратилось в суд с требованием обязать ОАО "Авангард" и ОАО "Финансовая Лизинговая Компания" утилизировать отходы в течение 2 месяцев с момента вступления решения суда в законную силу.
Ну так, возвращаясь к Кижам, потому что это самое главное. 30 лет назад Церковь Преображения в Кижах как аккуратно говорят, были в нее поставлены металлические конструкции, чтобы она не упала. И, вот, сейчас только что прошел конкурс на новую реставрацию церкви, в нем победила фирма, которая выиграла его – собственно, у нее не было альтернатив. Реставрация практически начинается. Я знаю, что там есть какие-то проблемы между Поповым и дирекцией музея. Я предполагаю, что они чисто технические, потому что я знаю, что Попов считает, что церковь надо восстанавливать переборкой, то есть раскатать по бревнышку, вынуть эту металлическую конструкцию и собрать. А дирекция считает, что это надо делать методом лифтинга, то есть, вот, на этой железяке, которая внутри церкви, надо сначала снять первый ярус, потом восстановить этот первый ярус, потом также сделать со вторым и с третьим. И я думаю наивно, что чисто технический вопрос. И, вот так оказывается, что мы едем на этом Метеоре на Кижи, и с нами вместе на этом Метеоре едет директор музея Эльвира Аверьянова. И с нами едет новое руководство Кирилло-Белозерского музея. Потому что жену Попова из этого музея тоже уже турнули, потому что они все там неуживчивые люди и все ищут какой-то правды. И новый директор – он хороший человек, но, понятно, что там есть большая личная проблема, если старого директора убрали, нового поставили.
И, вот, я подхожу к госпоже Аверьяновой и говорю: «Слушайте, вот, меня – Юлия Латынина, я из Москвы, я приехала посмотреть Кижи. Я знаю, что внутрь Преображенки не пускают абсолютно никого, но я очень прошу мне ее показать, потому что я-то вообще просила Попова показать мне Кижи и не знала, что у вас тут такое троянское сражение.
И случается чудо. Потому что несмотря на то, что при слове «Попов» Аверьянова меняется в лице, она присоединяет меня к этой музейной делегации, мы все заходим в ее кабинет, эта, вот, делегация, я. А Попова я тащу за собой.
И вдруг тут Аверьянову прорывает. Она говорит: «Музей всегда готов к конструктивному сотрудничеству. Нам нужна оппозиция, но это должна быть конструктивная оппозиция. А тут некоторые пишут письма, а тут некоторые подбивают академика Орфинского, и нам нужно объединиться всем вместе и помогать друг другу». И тут, значит, одна из сотрудниц музея улыбается, на нее Аверьянова накидывается со словами: «А вы чего улыбаетесь? А вы чего перемигиваетесь с этим Поповым? Некоторые, кого зовут Александр Владимирович, пишут письма...» И я как-то прерываю этот поток и говорю: «А, можно, вот, вернуться от писем к практической проблеме, и вы мне объясните, почему должен быть лифтинг, а не переборка?» - «А вам специалисты объяснят», - говорит директор музея.
Дальше начинается экскурсия по музею. Ведет нас специалист в лице ученого секретаря, говорит она, на минуточку... А дирекция другого музея, я и один из лучших реставраторов России, и экскурсия происходит так. «Перед вами церковь Преображения – уникальный памятник эпохи». И еще что-то там о красных партизанах, которые то ли в этих местах были, то ли где-то рядом. И я возвращаюсь, значит, к практическому вопросу и прошу мне объяснить, почему лифтинг, а не переборка. И ученый секретарь мне отвечает, что, вот, «никто в мире так не делал реставрацию. Это уникальный проект для уникального памятника». Ну, у меня такой вопрос: «Ребята, а, может, лучше на мышах сначала потренироваться?» И тут ученый секретарь мне опять говорит: «Вам специалисты все объяснят».
И, вот, я смотрю на церковь в Кижах – она выглядит, кстати, снаружи достаточно страшно, покосившаяся. И собственная территория музея не очень хорошо выглядит. Мы идем, нам объясняют про красных партизан. В этот момент звонит директор и происходит чудо – она готова пустить нас на территорию церкви. Не в саму церковь – в саму церковь вообще никого не пускают – а в заборчик, за которым идет реставрация. К нам подходит Андрей Ковальчук – это человек, который реально занимается реставрацией, у него такая, ковбойская шляпа. Действительно, замечательный совершенно мужик, который очень хочет реально восстановить Кижи. К нам подходит еще один человек, его зовут Виталий Скопин. Это, кстати, ученик Попова.
А вообще, они такие... Как раз они вот те самые специалисты. И возникает проблема. Потому что когда я их спрашиваю, почему надо реставрировать церковь лифтингом, а не переборкой, они мне отвечают: «Потому что так приказало начальство». То есть, да? Замечательный такой круг. Начальство говорит, что «почему лифтинг, а не переборка, вам объяснят специалисты», а специалисты говорят, что «это потому, что так приказало начальство».
И вообще нормальные люди в отношении Кижей, как выяснилось потом, делятся на 2 рода. Значит, вот, представьте себе хирурга, которому говорят, что есть гланды и их надо достать через задницу. Вот, нормальный человек, один вид нормальных людей скажет, что «я гланды через задницу не буду доставать» - вот это Попов. А есть тоже нормальные люди, которые говорят: «Так. Ну, конечно, гланды через задницу доставать очень тяжело. Но, ведь, без нас сделают еще хуже. Поэтому давайте попробуем с минимальным вредом для пациента. И, вот, нам нужны такие-то инструменты, и этот вопрос».
И Ковальчука я беру в оборот и говорю: «Пошли в Преображенку». Он говорит: «Ой, там грязь, там шумно». Ну, я просто его хватаю и туда тащу. И как только мы попадаем внутрь, я понимаю, почему никого не пускают в эту церковь – потому что церкви нет. Там нечто неописуемое. Вот, металлические конструкции совершенно не передают того, что находится внутри Преображенки. Потому что, ведь, человечество умеет строить металлические каркасы, в которых можно жить. А еще там они называются «пятиэтажками». И, вот, представьте себе противотанковые ежи, которые идут во всех направлениях. И на этих ежах как на кресте распята изнутри Преображенка. Церкви нет – есть чучело церкви, которое выпотрошено и натянуто на этот каркас. Все несущие конструкции уничтожены. Полы выпилены бензопилой. А, ведь, в этой церкви часть полов играет роль несущих балок, намертво зажатых между стенами. И, вот, когда ты на это смотришь, ты просто понимаешь, что все разговоры о том, что мы с этой церкви снимем нижний ярус, а потом его полностью восстановим, а в это время в церкви останется этот металлический еж, это полная ахинея.
Потому что вопрос первый. Как можно восстанавливать церковь по ярусам снизу, если место несущих балок занимают металлические конструкции, на которых держится верхняя, еще не снятая часть? Вопрос второй. У Преображенки сгнил окладной венец. Ну, нету его. При переборке вопрос решается просто – берешь второй или третий венец целый. под него подводишь еще 2 венца. Как подвести под церковь 2 новых венца, если металлическая конструкция стоит и под ней нету для окладного венца места, она намертво приварена к фундаменту?
Третье. Металл зафиксировал церковь в уже деформированном положении. Соответственно, если вы не убираете металл, то вы можете восстановить церковь только в том положении, в котором она зафиксирована, то есть деформированном.
И, вот, понимаешь, что Преображенка – это такой символ России. Выпотрошили, убили и вставили в чучело этого железного сталинского ежа. Я не зря рассказывала об этих сожженных стожках и председателе колхоза, и неработи.
И, вот, я разговариваю с нормальными людьми, и Виталий как раз Скопин рассказывает мне, что, вот, все-таки, у него есть план, как без вреда для пациента вытащить гланды через задницу. Вот, он недавно предложил этот план музею. Даже, вроде бы, он одобрен. И Скопин говорит, что, вот, сначала они разберут первый ярус церкви, перевезут его в ангар. Не получится собрать его при наличии металла, соберут этот ярус в ангаре. Потом разберут второй ярус. Если он не встанет, тоже его поставят в ангаре. Третий ярус – тоже поставят в ангаре. То есть фактически вернутся к переборке, только разбирать церковь будут снизу. И так, вот, в ангаре они соберут все ярусы, а церковь в это время закроют рекламными баннерами, чтобы турист все это видел... Не отпугивать туриста. А, вот уж когда дело дойдет до луковок, то там быстро металл разберут, ярусы перетащат на место, луковки над ними как можно быстрее построят... То есть, еще раз. Когда спрашиваешь чиновника: «Почему лифтинг, а не переборка?», он говорит: «Это вам специалист объяснит». Когда спрашиваешь специалиста, он говорит: «Потому что так решено начальством».
И, вот, на следующее утро я встречаюсь с двумя самыми главными специалистами... И я еще раз повторяю. 2 вида нормальных людей: одни говорят, что нельзя гланды доставать через задницу, другие говорят, что давайте лучше мы, чем кто-то другой. И у меня нет вопросов ни к тем нормальным людям, ни к этим нормальным людям – у меня есть вопросы к начальству: зачем оно решило гланды доставаться через задницу?
На следующий день я встречаюсь с двумя людьми, которые должны мне дать ответ на этот вопрос, потому что именно они определяют метод реставрации. Это главный архитектор проекта, его зовут Рахманов, еще один человек – вы знаете, его тоже зовут Попов, только Николай Леонидович. Там вообще Поповых совершенно какое-то немеренное в этой истории человек. И, вот, они ученые люди, они мне должны объяснить, почему лифтинг, а не переборка. И разговор наш начинается совершенно феерически.
Я спрашиваю, простой вопрос технический: «Почему лифтинг, а не переборка?» И Николай Попов мне отвечает: «Потому что музей продолжит работать и люди продолжат ездить в Кижи». Но, простите, это аргумент бюрократа, а не архитектора. Да, вот, музею как бюрократической структуре выгодно, чтобы турист шел. Но интересы реставрации тут причем? И на это мое замечание Попов говорит: «Почему вы говорите «бюрократия»? Мы говорим от имени людей». Я спрашиваю, где проект реставрации, потому что из того, что мне рассказывал ровно накануне вот этот Виталий получается, что проекта нет. Ведь, если после выигранного конкурса Виталий представляет проект, который фактически ставит крест на первоначальном проекте и сводится к той же переборке, только через задницу, то, значит, проекта нет. «Проект есть, - говорит господин Попов Николай, - потому что он утвержден». Потому что было много комиссий. Я говорю: «Ну, вот, есть академик Орфинский – это человек, который сначала был страшным противником Александра Попова, а теперь, наоборот, является его страшным сторонником. И, вот, - я говорю, - академик Орфинский очень много времени просит этот проект посмотреть и ему отказывают». «Орфинский врет!» - говорит Николай Попов. «Ну, давайте, - говорю я, - позвоним ему. И вы вручите ему проект, и я увижу, что он врет». «Я не буду звонить Орфинскому». Это мне говорят ученые люди, которые отвечают за проект. Я говорю: «Хорошо. Тогда дайте мне проект, перекачайте его на CD – я его сегодня передам Орфинскому». «Вы что думаете, - говорит Попов, - я вру? Я никогда не врал. Я – взрослый человек, я не собираюсь участвовать в тестах». И, собственно, я спрашиваю: «Как Рахманов собирается решать самую главную проблему? Как можно ставить деревянные опорные конструкции, стягивающие церковь изнутри, если их место в это время занимают металлические балки, на которых держится верх? Вот как, если у вас есть тело, из него вынули все кости, как вы обратно будете вставлять кости, если их место заняли металлические штыри?» «Это технический вопрос, - отвечает мне Попов. – У нас куча вариантов. Я – профессиональный реставратор».
И, вот, этот феерический разговор, и во время этого феерического разговора мне Николай Попов вдруг произносит фразу, которая ставит все на свои места. Он говорит: «Нам некуда торопиться». И я вдруг понимаю, что все, что я принимала за технический спор, лифтинг или переборка является техническим спором. Это вопрос целей, вопрос человека и вопрос бюрократии. Александру Попову нужен результат. Он готов за 3 года раскатать церковь и собрать. А этим нужен процесс. Нам некуда торопиться. Чем дальше, тем лучше. Потому что процесс лифтинга – это такая штука, которая отвечает трем главным требованиям бюрократии. Первое, чем дороже, тем лучше. Второе, чем дольше, тем лучше. И чем меньше ответственности, тем лучше. Вот, они будут это по ярусам снимать и по ярусам развешивать. А потом через 10 лет выяснилось, что не получится. И скажут: «Ой, ребята, ну, это же не получилось еще 10 лет назад».
И, в общем-то, лифтинг или переборка – это можно сказать про все наши реформы. Вот, как проводить реформу МВД? «Лифтинг, - отвечает Медведев. – Вот мы оставим костяк, а мы тут заменим вывеску, милицию переименуем в полицию, заменим сгнившее бревнышко, через некоторое время заменим еще сгнившее бревнышко». А знаете, потом оказалось все то, что есть. А, вот, в Грузии произошла переборка – все здание МВД раскатали до бревна, все гнилые бревна выкинули. Кого выкидывать, решил архитектор.
Да, кстати говоря, к вопросу о профессионализме. Так получается, что на обратном пути мы едем из Петрозаводска и мы останавливаемся у церкви, которую реставрировал Рахманов, профессионал. Который мне на вопросы, как он будет решать технические вопросы, отвечал: «Ну, я же профессионал». Это единственная деревянная церковь, насколько я знаю, которую Рахманов отреставрировал. Вот, она отреставрирована 30 лет назад и до сих пор не сняты леса. Старые гнилые бревна поставили на место – они уже поползли, уже после реставрации их стягивают такие безобразные жимы, от бревен не отодраны плашки от лесов. Там в одном месте жердь такая висит, остаток от лесов. Два нижних венца забыли поставить, вход в подклетье напоминает кошачий лаз. Между бревен окладного венца рубероид вместо бересты, бревна стесаны электрорубанком. То есть, ребята, ну, если б так ремонтировали квартиру нового русского, то, вообще, архитектора бы замуровали в подвале. И, вот, Попов на это смотрит, он мне, естественно, указывает радостно на все эти замечательные черты. А! Там еще бревна взяты негодные для переборки – там они выбиты морозом. Попов говорит: «И эти люди мне запрещают ковыряться в носу».
И как я уже сказала, вот, то, что происходит с Преображенкой – действительно, национальное достояние России, уникальный памятник – мне кажется ужасно характерным для всей нашей истории, для всего, что происходит сейчас. Потому что абсолютно мелочные бюрократические интересы, технические реализованные в том или другом проекте, приводят к эпидемии абсолютной безответственности, при которых побеждает бюрократия, побеждает процесс, а не побеждает результат. И здесь нет даже больших денег. Ну да. Слушайте, ну, этот дурак Попов хочет перебрать церковь за 3 года и, вот, свою, Цыпино он перебрал за 30 миллионов рублей, а тут только на выдирание гланд через задницу выдали только первым заходом 300 миллионов рублей. И еще, наверняка, потом разъяснят, что «вы знаете, ребята, надо же больше – у нас тут уникальный памятник». Кому нужен Попов, если он хочет что-то сделать?
И сейчас я вижу только один выход, кстати, из положения. Это если Русская Православная Церковь заберет Преображенку себе и отдаст ее Попову на реставрацию. И через 3 года Патриарх Кирилл сможет отслужить там молебен. Я не поклонник РПЦ – она там все метет, музеи справедливо упрекают ее в том, что памятники культуры в руках РПЦ, мягко говоря, не становятся сохраннее, но тут, извините, клин вышибают клином. Потому что за 30 лет вокруг Кижей сложилась мощная бюрократия, выражающаяся вот этим поразительным новоязом «нам нужна оппозиция, но оппозиция конструктивная». И заинтересована в том, чтобы процесс восстановления Кижей длился бесконечно и был как можно более затратен. Вот, для РПЦ это хороший способ нанести ответный удар. «There is always a bigger fish», как сказал герой моих любимых «Звездных войн»
.jpg)
